– Эй ты, дочь разбойника!… Мы еще встретимся!

Тогда она повернула голову и увидела, как он разбегается для своего последнего прыжка.

– Надеюсь, ты и на этот раз туда загремишь, сын Борки, – крикнула Рони.

Однако все вышло еще хуже, чем предполагала Рони. Маттис впал в такую ярость, что даже его разбойники испугались.

Но поначалу никто ей не поверил, и Маттис, может быть впервые в жизни, на нее рассердился.

Рони, дочь разбойника - i_012.jpg

– Сочиняй себе небылицы сколько влезет, но такую чушь не смей выдумывать. Надо же, чтобы тебе это в голову влетело – разбойники Борки поселились в замке Маттиса! Вот слушаю тебя, и у меня от гнева прямо кровь закипает, хоть я и знаю, что ты все наврала.

– Нет, – сказала Рони, – я не наврала. И она снова начала рассказывать, что она узнала от Бирка.

– Ложь! – крикнул Маттис. – К тому же у Борки нет сына. У него вообще детей нет. Это всем давно известно.

Разбойники сидели молча, никто не осмеливался нарушить молчание. Первым обрел дар речи Фьосок:

– Это, конечно, так, но все же люди болтают, что у него есть мальчишка. Его родила со страху Ундиса в ту грозовую ночь, ну, помните, когда у нас появилась Рони.

Маттис прожег его насквозь своим огненным глазом.

– И никто мне об этом ни слова не сказал? Ну, выкладывайте начистоту, что вы еще от меня скрываете.

Он обвел всех разбойников диким взглядом, схватил со стола сразу две кружки пива и с размаху швырнул их, облив всю стену белой пеной.

– Так что же выходит, борковский щенок бродит по моему замку?! И ты, Рони, разговариваешь с ним?!

– Это он со мной разговаривал.

И снова, зарычав как дикий зверь, Маттис схватил с блюда баранью ногу и шмякнул ею об стену так, что капли жира разлетелись во все стороны.

– И ты утверждаешь, что щенок Борки хвастался, будто этот шелудивый пес, его отец, поселился со своим сбродом в Северной башне моего замка?

Хоть Рони и боялась, что от ярости у Маттиса помрачится рассудок, когда он узнает все, она решила сказать ему правду: ведь иначе не вышвырнуть Борку и его людей из Северной башни.

– Да, и теперь наша Северная башня называется замком Борки. Вот так, папочка.

Издав еще более устрашающий вопль, Маттис сорвал с крюка котел с похлебкой и, размахнувшись, метнул его в стену, да так, что окатил кипящим варевом весь пол.

До сих пор Ловиса, не проронив ни слова, слушала да глядела на все, что происходило в зале. Но тут она рассердилась. Она схватила миску с яйцами, которые утром принесла с птичьего двора, и подошла к Маттису.

– На, швыряй, не стесняйся, только имей в виду, убирать все будешь сам, собственными руками, понял?

Маттис, вопя не своим голосом, стал кидать яйца одно за другим в стену, и белок с желтком стекали на каменный пол.

А потом он заплакал.

– Я жил спокойно, как лиса в норе, как орел в гнезде! А теперь…

И Маттис кинулся на пол и стал кататься по каменным плитам и выть, как раненый зверь, и проклинать все, на чем свет стоит, пока это не надоело Ловисе.

– Стоп, хватит, – сказала она. – Криком тут делу не поможешь. Вставай-ка лучше – все тебя ждут.

Голодные разбойники молча сидели вокруг стола. Ловиса подняла с полу баранью ногу и обтерла ее тряпкой:

– Не поваляешь – не поешь, вкусней будет! – сказала она примиряюще и стала резать мясо толстыми ломтями.

Маттис, злой как черт, поднялся с полу и нехотя уселся на свое обычное место, но кусок не лез ему в рот. Он подпер руками свою лохматую голову, что-то бормотал себе под нос и время от времени так громко вздыхал, что слышно было в самых дальних углах зала. Тогда Рони подошла к нему, обняла его и прижалась щекой к его щеке.

– Не вздыхай, отец, – сказала она. – Нужно только вышвырнуть их отсюда, и все.

– Легко сказать – вышвырнуть, – мрачно пробурчал Маттис.

Весь вечер разбойники сидели у очага и решали, как им быть. Как выгнать разбойников Борки из Северной башни, вот над чем ломал себе голову Маттис.

Но прежде всего он хотел понять, как эти негодяи, эти бродяги сумели пробраться в Северную башню и ни один из разбойников Маттиса этого не видел. Ведь чтобы попасть в замок – хоть пешком, хоть на лошади, – надо непременно пройти через Волчью Пасть, где день и ночь стоят караульные Маттиса. И никто из них не заметил ничего подозрительного.

Лысый Пер захихикал:

– Уж не думаешь ли ты, Маттис, что они, гуляя в горах, подошли к Волчьей Пасти и приветливо сказали: «Пропустите-ка нас, приятели, мы хотим поселиться у вас в Северной башне». Хи-хи!…

– Эй ты, мудрец, скажи-ка лучше, какой дорогой они прошли? А?

– Ну уж конечно, не через Волчью Пасть и не через крепостные ворота, – ответил Лысый Пер. – Это ясно… Они обошли замок с севера, где у нас не стоит охрана…

– А какого лешего там охранять? Там же нет входа в замок, одна отвесная скала. Может быть, они умеют, как мухи, ходить по стене? Так, что ли? А потом пролезли сквозь узкие бойницы? Да?

Но Маттису пришло что-то в голову, он пристально взглянул на Рони и спросил в упор:

– А что ты там делала?

– Я? Училась остерегаться пропасти, – ответила Рони.

Теперь она жалела, что ни о чем не расспросила Бирка. Тогда она, может быть, узнала бы, как разбойники Борки проникли в Северную башню. Но это было упущено.

Ночью Маттис расставил дозорных не только в ущелье, но и на стене у провала.

– От Борки всего можно ждать, – сказал он. – Он еще, чего доброго, перемахнет, как бешеный бык, через пропасть и выгонит нас из замка.

Маттис снова схватил пивную кружку и швырнул ее о стену так, что клочья пены разлетелись по всему залу.

– Ловис, я сейчас лягу в постель. Но не спать, – сказал Маттис, – а думать. Я должен решить, как их выгнать из замка. И горе тому, кто мне помешает…

Рони тоже долго не могла уснуть. Почему ей так грустно? Почему все вдруг так изменилось в ее жизни? Почему? Этот Бирк… Как она обрадовалась, когда его увидела. Почему, когда ей наконец посчастливилось встретить ровесника, он должен был оказаться сыном Борки?

4

На другое утро Рони проснулась чуть свет. Однако отец ее уже сидел за столом и ел кашу, но каша в миске почти не убывала. Он мрачно подносил ложку ко рту, но при этом забывал, что надо раскрывать рот, и проглотить ему мало что удавалось. Он очнулся, только когда в зал ворвался Малыш Клипп, который вместе с Туркасом и Тьёге стоял в ночном дозоре у пропасти, разделявшей замок на две части.

– Эй, Маттис, скорее, Борка ждет тебя! Он стоит на той стороне и орет как полоумный. Он хочет говорить с тобой.

Выпалив все это, Малыш Клипп проворно отскочил в сторону, что, к слову сказать, было весьма предусмотрительно, потому что в следующий миг мимо его уха просвистела деревянная миска с кашей и стукнулась о стену так, что каша залепила все вокруг.

– Потом ты сам все уберешь, – строго напомнила ему Ловиса, но Маттис ее словно не слышал.

– Вот как, Борка желает говорить со мной? Ад и пламя!… Что ж, пусть попробует, но только после этого он вряд ли сможет с кем-либо разговаривать завтра, – сказал Маттис и так стиснул челюсти, что зубы заскрипели. И тут все разбойники выскочили из своих каморок, чтобы посмотреть, что происходит в зале.

– Побыстрее управляйтесь с кашей! – скомандовал Маттис своим людям. – И пошли! Нам надо схватить этого дикого быка за рога и скинуть его в пропасть.

Рони вмиг оделась. Чтобы натянуть куртку из сыромятной телячьей кожи и такие же брюки, много времени не надо. До самого снега она обычно ходила босиком. Она не любила надевать сапоги или зашнуровывать башмаки. И уж тем более не стала этого делать в то утро, когда надо было спешить. Будь это обычный день, она тут же отправилась бы в лес, но день этот был необычный, и она поспешила к пролому в стене, чтобы поглядеть, что там произойдет.